Брайан Джонсон и рапамицин: почему известный биохакер отказался от «антиэйдж»-препарата

Что из БАДов принимает Брайан Джонсон: протоколы, режимы, частота приёма

О связи питания и старения мы знаем меньше, чем хотелось бы. Чаще всего долгожителям советуют стандартный «здоровый» рацион: больше овощей и фруктов, отказ от трансжиров и добавленного сахара, контроль калорий и порций, достаточное потребление воды. Питание редко рассматривают как единственный фактор, хотя «волны» интереса к отдельным продуктам — от ягод годжи до чиа и кокосового масла — регулярно возвращаются. На этом фоне белок — редкое исключение: он важен для сохранения мышечной массы и метаболизма с возрастом, а польза как растительного, так и животного белка чаще всего подтверждается исследованиями.

К еде добавляется «второй контур» — пищевые добавки. Их выбирают те, кому не хватает микронутриентов в рационе или кто ставит специфические цели: ускорить восстановление, скорректировать дефициты, улучшить объективные метрики здоровья.

У Джонсона — один из самых подробно документированных «антиэйдж»-режимов. Зимой 2025-го он публично сообщил, что 28 сентября 2024 года прекратил приём рапамицина: препарат не дал автономных результатов на фоне других средств и сопровождался нежелательными эффектами — ростом липидов и глюкозы, кожными инфекциями и сыпью. При этом базовый набор БАДов в его протоколе остался: ежедневно — витамины группы B, D3, C, E; растительные экстракты (вроде ашваганды, БроккоМакс, куркумы с перечной мятой и др.), таурин, флаванолы какао, лизин, коэнзим Q10, DHEA. В обед — гиалуроновая кислота 300 мг, акарбоза и часть растительно-витаминных комплексов; на ночь — мелатонин. Из периодических, рецептурных средств он использует гормон роста (курсово), низкие дозы аспирина, B12 (метилкобаламин), эстрадиол, метформин и как раз рапамицин, который до отказа принимал около 4,5 лет раз в неделю по 13 мг, строго по обновляемому рецепту.


Рапамицин и старение: как работает mTOR и зачем его тормозить

Рапамицин — иммунодепрессант, изначально созданный для профилактики отторжения трансплантатов. Его нашли в почвах острова Пасхи (Рапа-Нуи), откуда и название. Фармакологическая «мишень» — комплекс mTOR, регулирующий рост, пролиферацию, метаболизм и выживаемость клеток.

Ингибирование mTOR даёт ряд потенциальных эффектов: противоопухолевый (mTOR часто активен в опухолевых клетках), метаболический (влияние на чувствительность к инсулину и обмен глюкозы), нейропротекторный — и, конечно, антивозрастной.

Последний интересует биохакеров особенно: снижение активности mTOR связано с уменьшением окислительного стресса и активацией аутофагии — «уборки» повреждённых компонентов внутри клетки. Не случайно сеть сигналов mTOR обсуждают в контексте большинства классических возраст-ассоциированных болезней.

Но у медали есть и обратная сторона. При длительном использовании рапамицин связывают с неблагоприятными метаболическими эффектами — от гипергликемии и «нового» диабета до дислипидемии. Механистически это объясняют тем, что препарат быстро и эффективно тормозит mTORC1, а при частом и долгом применении «зацепляет» и mTORC2. Последствия ингибирования mTORC2 — системные: обменные сдвиги, ослабление организма, сокращение продолжительности жизни (по данным на животных моделях). Поэтому ищут «терапевтическое окно» — режимы прерывистого приёма (например, раз в 5 дней), чтобы получить выгоду от торможения mTORC1 и снизить риски, связанные с mTORC2. По этой логике Джонсону и подбирали схемы — но это не избавило его от описанных в литературе побочных реакций при длительных курсах.

Показательно и то, что в экспериментах 2020 года хронический приём рапамицина сокращал, а не продлевал жизнь старых мышей с короткими теломерами; молодые дикие мыши, напротив, демонстрировали «омолаживающий» эффект. На человеческие стратегии это напрямую не переносится, но показывает контекст: возраст, фон и состояние ткани имеют значение.

Отдельный спор в профессиональном сообществе — про mTORC1 и белок. Доктор Питер Аттиа подчёркивает: стимуляция mTORC1 — триггер анаболизма и синтеза мышечного белка, что критично и для силы/выносливости, и для здорового старения. Белковая пища повышает аминокислоты в крови и активирует mTORC1, включая мышечный синтез.

Противники высокобелковых рационов ссылаются на работы о продлении жизни при подавлении mTOR у животных, но прямая экстраполяция «меньше mTOR — дольше жизнь» игнорирует разницу между фармакологическим ингибированием и физиологической активацией аминокислотами. Долгосрочные данные о сочетании рапамицина с высокобелковым питанием отсутствуют, а значит, единая стратегия «всем снижать mTOR» неочевидна. При этом сам Джонсон придерживается вегетарианства, но обеспечивает рационально высокий белок (около 130 г) — вопрос баланса для него принципиален.

Вывод: консенсуса по безопасности и эффективности рапамицина как антивозрастной терапии у людей пока нет; многое упирается в режимы, контекст и индивидуальные ответы.


Почему Брайан Джонсон отказался от рапамицина: схемы, побочные эффекты, итоговое решение

Главная установка Джонсона — «омолаживать» каждый орган отдельно, системно снижая биологический возраст тканей. Он — один из первых, кто всерьёз заявил, что намерен «переписать» траекторию старения, и делает это в плотной связке с данными. Его результаты впечатляют, но именно поэтому отказ от рапамицина вызвал столько вопросов.

В официальном апдейте Blueprint он описал, что тестировал разные режимы: еженедельные дозы (5, 6 и 10 мг), раз в две недели (13 мг), и чередование 6/13 мг по неделям. Почти за пять лет периодически возникали побочные явления — скачки глюкозы, нарушения липидного профиля, эпизоды кожной сыпи и инфекций. Сначала команда не увязывала их с каким-то одним средством, но затем сфокусировалась на иммунодепрессивном эффекте рапамицина и приняла решение полностью отменить препарат. Попытки «подогнать» дозировки под переносимость результата не дали: нежелательные реакции сохранялись, а «чистого» эффекта, не зависимого от других интервенций, зафиксировать не удалось.


Стратегия долголетия: не «битва с одним врагом», а системная архитектура здоровья

Текущий тренд геронтологии — бороться точечно: с воспалением, саркопенией, гормональными сдвигами, замедленным метаболизмом, потерей эластичности кожи. Но задача долголетия слишком многогранна, чтобы решать её одним инструментом. Здесь выигрывает не догма, а адаптивность: терпение и последовательность — вместе с готовностью пересматривать подходы, когда факты этому противоречат.

Истина не высечена в камне: даже лидеры биохакинга корректируют стратегии и персонализируют медицинские планы. История с рапамицином у Джонсона — именно про это: приоритет не «моде» на препарат, а объективным показателям и реальному балансу пользы и риска.